«ԱԴԵԿՎԱԴ» Մանիֆեստ

«Ես համոզված եմ, որ մեր երկիրը դառնալու է հզոր, հարուստ պետություն։ 21-րդ դարը, անկասկած, մերն է լինելու»։


Սա Վազգեն Սարգսյանի ամենա հայտնի խոսքերից է: Այս խոսքերը հնչեցնելուց հետո Հայաստանը մտավ 21-րդ դար ու քսան տարի դիմակայեց իր դեմ տարվող հետևողական, տոտալ և անդադար գրոհներին: Դիմացավ քսան տարի և հետո փլուզվեց: Հայաստանը նորից գրավեցին նրանք, ում Վազգեն Սարգսյանը ժամանակին հեռացրել էր:


Վազգեն Սարգսյանը ստեղծագործ մարդ էր և, ինչպես բոլոր ստեղծագործողները, շատ էմոցիոնալ էր: Իր այս խոսքում էլ նա նշել էր. «Մենք զգայական ազգ ենք և միշտ չէ, որ զգայականությունը վնաս է տալիս, շատ հաճախ զգայականությունը օգուտ է տալիս»: Նա բնազդաբար զգում էր, որ Հայաստանն իրոք ունի բոլոր նախադրյալները 21-րդ դարը սեփականաշնորհելու, սակայն, ինչպես դա հաճախ է լինում ստեղծագործ մարդկանց հետ, գործնականում չհաշվարկեց այդ դարը գրավելու քայլերը...


Անկախ նրանից, թե ինչից էր ոգեշնչվել Սարգսյանն այս խոսքերն ասելիս՝ իր այդ պնդման մեջ, անշուշտ, կար տրամաբանություն: Հայաստանը նորանկախ պետություն էր, որը, գտնվելով աշխարհի համար կարևորագույն խաչմերուկներից մեկում, ուներ տարածաշրջանի ամենամարտունակ բանակը և ամենակուռ հասարակությունը: Առանց Հայաստանի դիրքորոշումը հաշվի առնելու մեր տարածաշրջանով ո՛չ նավթամուղ էր կարող անցնել, ո՛չ երկաթգիծ, ո՛չ էլ որևէ այլ ենթակառուցվածք: Այս գործոնները ճիշտ շահագործելու դեպքում մեզ հետ ստիպված էին լինելու հաշվի նստել աշխարհի «մեծերը»: Սա զգում էր Վազգեն Սարգսյանը, ու գիտեին աշխարհի «մեծերը»:


Զանգվածի ու էներգիայի պահպանման օրենքը ոչ միայն ֆիզիկայի հենասյունն է, այլ նաև տնտեսության և, ըստ այդմ, քաղաքականության: Երբ «դարը» ինչ-որ մեկինն է դառնում, ապա այն նույն պահին դադարում է լինել ինչ-որ այլ մեկինը: Դու քո «դարը» չես կարող ստեղծել, այն կարող ես միայն խլել նրա ձեռքից, ում այն պատկանում էր մինչ այդ: 1998 թվականի հոկտեմբերի 29-ին ստորագրվեց նավթամուղ կառուցելու Անկարայի հռչակագիրը, դրանից մեկ տարի անց սպանվեց Վազգեն Սարգսյանը:


Հետագայում Անկարայի հռչակագրի տակ ստորագրեցին Թուրքիայի, Ադրբեջանի, Վրաստանի, ՈՒզբեկստանի ու Ղազախստանի նախագահները ԱՄՆ էներգետիկայի նախարար Բիլ Ռիչարդսոնի հովանավորությամբ: Վազգեն Սարգսյանի սպանությունից երեք շաբաթ անց Եվրոպայում անվտանգության և համագործակցության կազմակերպության (ԵԱՀԿ) Ստամբուլյան գրասենյակում ստորագրվեց Բաքու-Թբիլիսի-Ջեյհան նավթամուղը կառուցելու մասին արդեն միջպետական համաձայնագիրը: Համաձայնագիր, որը չէր կայանա, եթե Հայաստանը կարողանար պահել Շահումյանը կամ գոնե չկորցնել Վազգենին:


Դեռևս 1993 թվականից պլանավորվող և 1999-ին վերջապես սկիզբ առած ծրագրով Եվրոպան սկսեց լուծել իր էներգետիկ անվտանգության խնդիրները, ԱՄՆ-ը սկսեց տարանջատել Միջին Ասիան ՌԴ-ից, տարածաշրջանային խաղացողները լուծում էին իրենց տեղական խնդիրները: 21-րդ դարը հայկականի փոխարեն դարձավ ադրբեջանական, քանի որ Ադրբեջանում, ի տարբերություն Հայաստանի, գտնվեց մեկը, ով, կոտորելով սեփական ժողովրդին, եկավ իշխանության։ Կոտորածն էլ բարեհաջող գցեց հայերի վրա:


«Մեր դարի» գաղափարի վախճանը շատ օրինաչափ էր, որից դասեր պետք է քաղվեն: Մենք պարտավոր ենք ուսումնասիրել, վերլուծել և հետևություններ անել Հայաստանի նորագույն պատմության կարևորագույն դրվագներից, այլապես դատապարտված ենք լինելու անընդհատ բարոյական հաղթանակներ տանել: Իսկ բարոյական հաղթանակ, նույնիսկ այս դեպքում, միանշանակ կար: Վազգեն Սարգսյանը գուցե և ռազմավարական պլանավորման հսկա չէր, բայց չէր կարող չգիտակցել` ում հետ է խաղի մեջ մտել: Սա մեր ժողովրդի պատմության հերթական դրվագներից էր, երբ խենթը կամ ծուռը խիզախություն և համառություն է դրսևորում և մահանում՝ տանելով միայն բարոյական հաղթանակ, դառնալով միայն անկոտրում կամքի խորհրդանիշ՝ անտեսելով «անկոտրուն» միտքը, ցավոք...


«Անկոտրում» մտքի պակասը պատճառ դարձավ վերջին 1600 տարվա բարոյական հաղթանակների ու ֆիզիկական պարտությունների շարանի, որոնք մեր մեջ արմատավորեցին այն, ինչ էքզիստենցիալիստ փիլիսոփաներն անվանեցին «ressentiment» (թարգմանաբար՝ վրդովմունք, խռովք, հիշաչարություն, դառնություն): «Ressentiment»-ը առաջանում է, երբ մարդիկ, սեփական անհաջողություններից առաջացած սուր հուզական վիճակի՝ ֆրուստրացիայի մեղքը, բարդում են այլոց վրա: Պարտությունների ու դրանց հետևանքների արդյունքում գոյացած ստորադասության ու թերարժեքության զգացումը արմատավորել է արժեքային համակարգ ու բարոյականություն, որոնք կոչված էին օգնել պայքարել ֆրուստրացիայի աղբյուր համարվող առարկայի դեմ կամ առնվազն արհամարհել այն: Այդ արժեհամակարգն այնուհետև շահագործվում էր, որպեսզի ստորադասվեր թերարժեքության պատճառ դարձած սուբյեկտը: Այսինքն, օբյեկտիվորեն հաղթած պարսիկները, հռոմեացիները, թուրքերը, արաբները, թաթարները հանրային գիտակցության մեջ նենգափոխվում ու դառնում էին սուբյեկտիվորեն պարտված, որպեսզի քողարկվի սեփական մեղավորությունը: Էգոն ստեղծում էր կեղծ թշնամի, որպեսզի քողարկի սեփական թերությունները: Երբ չէր հաջողվում գտնել այդ թշնամուն օտարների մեջ, թշնամու դեր էին ստանձնում ներքին օղակները՝ Հայ Առաքելական Եկեղեցին, իշխանները, ղարաբաղցիները ու բոլորովին վերջերս՝ ՀՀԿ-ն ու հարուստներն առհասարակ: Սա, կոպիտ ասած, խորքային «աբիժնիկության» բանաձևն է:


Տարածված կարծիք կա, որ հայերը հակակրանք ունեն ցանկացած իշխանության հանդեպ։ Ընդհանուր առմամբ ճիշտ լինելով՝ այս ձևակերպումը, այնուամենայնիվ, թերի է: Հայերը խորը արմատացած ատելություն ունեն ուժեղի հանդեպ: Քանի որ հայերը չէին կարողանում լինել ուժեղ, նրանք սկսեցին ատել ուժեղին և ուժը, ըստ այդմ, ճիշտն ու լավը: Այս ֆենոմենը շատ լավ է բացատրել Նիցշեն իր «Բարոյականության ծագումնաբանություն» աշխատության մեջ: Վերոհիշյալ «Ressentiment»-ի, կամ, ինչպես նշեցի, «աբիժնիկության» արդյունքում ձևավորվում է երկու բարոյականություն՝ հաղթողի բարոյականությունն ու պարտվողինը, կամ, ինչպես Նիցշեն է նշում, ստրուկինը: Հաղթողի արժեհամակարգը հիմնված է լավի ու վատի գիտակցման վրա, մինչդեռ ստրուկինը՝ լավի ու չարի: Ընդ որում, եթե հաղթողի համար լավն ազնվականությունն ու արիությունն է, ապա ստրուկի համար չար է այն ամենը, ինչը լավ է հաղթողի համար, իսկ լավ է այն ամենը, ինչը վատ է համարվում հաղթողի կողմից: Ստրուկը սեփական ստորությունը, խարդախությունը, ծուլությունն ու այլ արատներ արդարացնում է՝ ուժեղին ընդդիմանալով: Նույն տրամաբանությամբ մերժվում է բարոյականության հենասյուն հանդիսացող պատժի գաղափարը: Եթե հաղթողի հոգեբանություն ունեցողի մոտ պատիժը լավը վատից տարբերակելու հիմնական միջոցն է, արդարությունը վերականգնելու առանցքը, ապա ստրուկի մոտ պատիժը ասոցացվում է միայն չար ուժերի կամայականության հետ: Ստրուկի մոտ լավը նշանակում է լինել անպատիժ, իսկ պատժվելը ցանկացած պարագայում չարիք է: Ստրկամիտների ապստամբության ցանկացած դրսևորում ուղղորդվում է քաոսով և անարխիայով՝ հենց պատժի անհրաժեշտության չգիտակցելու պատճառով: Ստրուկի «բարոյականության» էությունը կայանում է ուտիլիտարիզմի, այսինքն գործնականության մեջ և դրանից բխող պեսիմիզմի ու ցինիզմի մեջ: Ահա թե որտեղ է թաքնված մեր հումորի գաղտնիքը...


Սա է արժեքային ինվերսիան, որը «աբիժնիկությունը» խորը արմատավորել է հայ հասարակության մեջ: Հայաստանում հոգեպես ամուր լինելը քեզ դարձնում է նախանձի և, ըստ այդմ, ատելության առարկա: Հոգեպես ամուր մարդը լավագույն դեպքում որակվում է գոռոզ, արդարը որակվում է անխիղճ, զուսպը՝ սնոբ, կիրթը՝ ծախված: Նիցշեի հավաստմամբ այս արժեքային ինվերսիան անխուսափելիորեն հանգեցնում է «ստրկամիտների ապստամբության»:


Մինչդեռ ադրբեջանցիների բախտը բերել էր նրանով, որ նրանք ո՛չ երկիր են երբևէ ունեցել, ո՛չ պատմություն, ո՛չ Բաբելոն էին տեսել, ո՛չ էլ Բյուզանդիա: Նրանց ինքնագնահատականն օբյեկտիվորեն չէր կարող լինել ուռճացված և, հետևաբար, նրանք զուրկ են եղել հանրային թերարժեքության բարդույթներից: Պետք էր դաշտ մշակել՝ մշակել են, պետք էր ոչխար արածեցնել՝ արածեցրել են, պետք էր 12 երեխա ունենալ՝ ունեցել են: Ապրել են գոմերում ու առանց որևէ ֆրուստրացիայի:


Գերմանացիները, ի տարբերություն ադրբեջանցիների, ունեին թե՛ պատմություն, թե՛ կայսրություն, բայց բոլոր վայրիվերումներով հանդերձ Գերմանիան միշտ վերականգնվում էր, քանի որ ուներ Հեգել, Նիցշե, Վեբեր ու Շելեր, ում խոսքերն այնքան լույս էին պարունակում, որ չէր կարող չլուսավորել նույնիսկ ամենախավարամիտ ու հպարտ գերմանացուն: Այս հանճարները թույլ չէին տալիս իրենց հասարակություններին ֆրուստրացիան բուժել կեղծ արժեհամակարգերով, փոխարենն անընդհատ մարտահրավերներ էին ստեղծում: Մարտահրավերներ, որոնց հաղթահարումը ամոքում էր հոգեբանական վերքերը: Ընդ որում, այս բոլոր փիլիսոփաների ասելիքները մեծ առումով հիմնվում էին Հոմերոսի, Պլատոնի, Ցիցերոնի, Հին Կտակարանի, Ռուսսոյի և այլոց գաղափարների վրա: Գաղափարների, որոնք իրենց հերթին խարսխվում էին միշտ նույն չորս համամարդկային առաքինությունների վրա՝ խոհեմության, ողջախոհության, արիության և արդարության:


Մենք` հայերս, ցավոք, մեծ մասամբ խուսափեցինք թե՛ համաշխարհային լուսավորիչների և թե՛ մեր տեղական «Նարեկացիների» լույսից: Իրավիճակն ավելի էր սրվում այն փաստից, որ մեր մեջ լույսի միակ աղբյուրը եկեղեցին էր, իր հուդայական դոգմաներով, որոնք ի սկզբանե «ստրկամտության» հողի վրա էին մշակված: Հռոմեական կայսրությունում քրիստոնյաներն էին «Ressentiment»-ի մեջ գտնվող «ստրուկները», որոնք օրինաչափորեն ապստամբեցին և, ոչ պակաս օրինաչափությամբ, քանդեցին կայսրությունը: Մենք 21-րդ դար մտանք այն համոզմամբ, որ մեղավորը մեզ պարբերաբար իշխած պարսիկներն էին, թուրքերը, ռուսները, հայ «թալանչիները», բայց ոչ երբեք մենք ինքներս, հենց մեր մեջի ստրուկը, «աբիժնիկը»: Ու այդ «մեղավորներին» պատժելու համար ստեղծում էինք կուռքեր, կեղծ մեսիաներ, որոնք մեզ համար բարոյական հաղթանակներ էին կորզում, կեղծ հաղթանակներ, որոնք մենք արժեքային ինվերսիայի միջոցով առասպելացնում էինք: Վատը սարքում էինք լավ, իսկ լավն անվանում էինք չարիք:


Վազգենի ասած մտքի մեջ էր պարունակվում մեր հազարամյա պատմությունը՝ իր ողջ հմայքով և թշվառությամբ: Մեր գենետիկ հիշողությունը, մեր իղձերը, մեր խենթ բնավորությունը, մեր չարաբաստիկ արկածախնդրությունը, մեր արհամարհանքը բնագիտության և արարչի օրենքների հանդեպ: 21-րդ դարը դեռ մերը չդարձավ հենց վերոհիշյալ «ressentiment»-ի և դրա չհաղթահարված հետևանքների պատճառով:


Ճիշտն ուժեղն է, ճիշտն արին է: Ճիշտն ու ուժը նույն բանն են: Սա է բառացի բանասիրական իրողությունը: Հռոմում virtue, հույների մոտ ἀρετή, հայերիս մոտ առաքինի: Լինել ճիշտ ու լինել ուժեղ բոլոր քաղաքակրթություններում նույն բանն է նշանակում, ու հազարամյակներ շարունակ ունի ընդամենը չորս բաղկացուցիչ՝ խոհեմություն, ողջախոհություն, արիություն ու արդարություն: Մենք ո՛չ Նիցշեներին լսեցինք, ո՛չ էլ գոնե մեր Նարեկացուն:


Եթե լսեինք, թույլ չէինք տա, որ Վազգեն Սարգսյանը և իր խունտան, այո՛, հենց խունտան, բնակչության աչքերում դիտվեր որպես չարիք: Թույլ չէինք տա, որ հանրությունն ատելությամբ լցվեր Վազգենի ճառագայթած ուժի/ճշտի հանդեպ: Թույլ չէինք տա, որ Վազգենի մասին խոսելիս գեթ մեկի մտքով անցներ՝ «հերիք ա խմես մեր արյունը» միտքը, ուր մնաց այդ միտքը արտաբերելը: Թույլ չէինք տա տոնել Վազգենի մահը, շահարկել այն ու տարիներ անց նույն իրադարձությունը կեղծ կարեկցանքով հիշել: Ամենաճարտարախոս հռետորը մեզ չէր համոզի, որ պատերազմի օրոք լույսը հողին էին տալիս կամ որ հիմնարկների մասնավորեցումն ու կոլխոզների կազմաքանդումը ճիշտ է: Մեզ չէին կարող համոզել, որ Քոչարյանը չորս միլիարդ է տարել, իսկ Սաշիկը՝ մնացածի կեսը: Չէին կարող համոզել, որ արյուն թափած ռազմահայրենասերները պատրաստ են հող հանձնել, իսկ կյանքից աբիժնիկ ստրկամիտները պատրաստ են այդ հողը կյանքի գնով պահել: Թույլ չէինք տա, որ Մանվելից սարքեն «տուշոնկա գողացող», իսկ շարքային խաբեբայից սարքեն հերթական կեղծ մեսիա, անկախ նրանից, թե օտար ափերից որքան գումար էր գալու մեր՝ այս պաշարված ամրոցում խառնակչությամբ զբաղվողների համար:


Ամեն ինչ օրինաչափ էր։ Մենք պարտվեցինք, որովհետև պիտի պարտվեինք: Մենք չէինք ճիշտը, մենք չէինք ուժեղը: Ատելով մեզ իշխող օտարածին ուժեղին՝ մենք սկսեցինք ատել ուժն առհասարակ, և օրհասական պահին մենք մեր ուժեղներին սպանեցինք, քանի որ նախանձից ելնելով չէինք կարողանում հանդուրժել նրանց գոյությունը: Հաղթելու համար մենք պիտի լինեինք առաքինի: Հաղթելու համար մենք պիտի լինեինք շատ ավելի խոհեմ, շատ ավելի ողջախոհ, շատ ավելի արի ու շատ ավելի արդար ինքներս մեր նկատմամբ: Հաղթելու համար մեր անգրագետներն ու անզուսպ լաչառները պիտի լսարան չունենային, մեր պացիֆիստները պիտի վախենային պացիֆիստի պիտակից, ոչ թե պատերազմում զոհվելուց: Հաղթելու համար մեր դասալիք զինվորները պիտի մահվան դատապարտվեին: Պիտի պատժվեին, բոլորը մանուկ հասակից պիտի իմանան՝ ինչ է պատիժը, ու այն պիտի լինի անխուսափելի: Հաղթում են վահանի հետ կամ վահանի վրա, ոչ թե սիրով: Սիրում են հաղթելուց հետո, նրան ում հաղթում են: Ճիշտը միշտ նույնն էր Հոմերոսից մինչև Սարտր, Աքիլլեսից մինչև Վազգեն:


Հատկանշական է, որ մենք միշտ առանձնացել ենք արդարության կարևորմամբ, թեկուզև հաճախ վրեժխնդրությունն էր հագեցնում արդարության սովը: Թվում է, թե մեր ողջ պատմության ընթացքում հենց արդարությունն էր մեզ համար ամենակարևոր արժեքը: Այսինքն՝ չորս կարևոր առաքինություններից առնվազն մեկը՝ ամենակարևորը, միշտ եղել է մեր սրտում: Ցավոք, ինքներս մեր հանդեպ արդար, ասել է թե, ազնիվ լինելու փոխարեն ձգտել ենք արդարություն պահանջել արտաքին աշխարհից:


Հայկը և իր ցեղը անարդար էր համարում Բելին ու Բաբելոնը, հետևաբար լքեց այն: Հայկի ժառանգներն անարդար էին համարում պարսիկներին ու Հռոմին ու «լքեցին» Մեծ Հայքը: Նրանք անարդար գտան այն աստծուն, ով կարող էր իր զավակին հուշել, որ սեփական կնոջը կարելի է ներկայացնել որպես քույր՝ սեփական անվտանգության և նյութական բարեկեցության դիմաց, ու հոգու խորքում չընդունեցին այդ աստծուն և իր որդուն: Մեր պապերը անարդար համարեցին օսմաններին ու «լքեցին» Կարսն ու Վանը: Մեր հայրերը անարդար համարեցին Մոսկվան ու «լքեցին» արդյունաբերությունը, կոլխոզները, գիտահետազոտական ինստիտուտները: Մնալով այս պաշարված կղզյակում միայնակ՝ մենք անարդար համարեցինք ոչ միայն «խունտայի պարագլուխ» Վազգենին, այլ նաև Լևոնին, Ռոբերտին, Սերժին ու շատ շուտով անարդար կհամարենք նաև Նիկոլին... Սակայն անարդար համարելու հետ մեկտեղ մենք ոչ թե արդար դատեցինք ու պատժեցինք, այլ վրեժ լուծեցինք, «աբիժնիկական» վրեժ` հաղթողի արդարության ու պատժի փոխարեն վնաս տվեցինք: Պատժի փոխարեն վնաս: Արդարության և վրեժի տարբերությունը կայանում է հենց պատժելու ու վնաս տալու տարբերության մեջ:


Սա մի կողմից համառության ու դրա հետևանքների մասին տխուր պատմություն է, մյուս կողմից անհավանական, անհավատալի, առասպելական աստիճանի անկոտրուն կամքի ու հավատքի մասին է խոսում: Վերջ ի վերջո երկրորդ բաժակից հետո ցանկացած հայի հոգում արթնացող դաշնակցականը բղավում է՝ «մահ կամ ազատություն»` ուղղակիորեն կրկնելով Հայկ նահապետի և իր բոլոր ժառանգների կյանքի խորագիրը:


Մեր հոգու խորքում ծվարած այս աներևակայելի ու անկոտրուն ձգտումն առ արդարություն՝ ոչ միայն մեր տեսակի հիմնական և հենասյունային առանձնահատկությունն է, այլ նաև այն ներքին ուժը, որն ունակ է մեզ դուրս մղել բարոյական հաղթանակների այս անվերջ շղթայից: Այս շղթան պիտի կտրվի, առնվազն որովհետև այլևս «լքելու» տեղ չկա, չկա այն հյուսիսը որտեղ չքվելով` մենք կխուսափենք տոտալիտար լիբերալիզմի ճանկերից: Բարոյական հաղթանակն այլևս հնարավոր չէ, մարտի մեջ մտնելուն ու հաղթելուն այլընտրանք այլևս չկա:


21-րդ դարը կարող է դառնալ մերը, միայն եթե մենք ընդունենք մարտը: Մարտ՝ առաջին հերթին հենց ինքներս մեր դեմ: Մեր մեջի «ստրուկի», լավն ու վատը տեղերով փոխած «աբիժնիկի» դեմ: Մարտ` հանուն իրական բարոյականության գաղափարների վերականգնման, մարտ` հանուն ճշտի, հանուն լավի, հանուն ուժի: Ուժ, որն արտացոլվում է կամքով, այլ ոչ մկաններով կամ բանակով ՝ : Խոհեմ, ողջախոհ ու արի դառնալու կամքով: Բանակը, տնտեսությունն ու բարեկեցությունը ընդամենը կամքի արտացոլումն են:


Ընդ որում, հաշվի առնելով մեր բնական արեալից մնացած չնչին հողակտորը, բնական ռեսուրսները և տեխնոլոգիական առաջընթացը` մենք դատապարտված ենք լինել ոչ թե պարզապես խոհեմ, ողջախոհ, արի ու արդար, այլ ամենախոհեմը, ամենաողջախոհը, ամենաարին ու ամենաարդարը: Ինչպես գիշատիչներն են դատապարտված լինել սննդային շղթայի էլիտայում, այդպես էլ մենք ենք դատապարտված լինել մարդկային տեսակի էլիտայում, այլապես կհարմարվենք, կձուլվենք ու կկորչենք:


Մենք դատապարտված ենք մահվան բոլոր այն դեպքերում, երբ չենք ձգտում լինել ամենալավը: Ութմիլիարդանոց այս մոլորակի վրա մեր երեք միլիոնը կա՛մ կլինի լավագույնը, կա՛մ կմահանա: Չկա հարմարվող փոքրամասնություն, հարմարվողը միաձուլվում է մեծամասնության հետ, դառնում միջակ, միջին վիճակագրական: Փոքրամասնությունը միայն կարող է լինել կա՛մ ճնշող, կա՛մ չլինել առհասարակ: Մենք պետք է մոտենանք Աստծո լույսին, ճանաչենք բնության օրենքները, կրթվենք, կատարելագործվենք, լինենք ամենից լավ, ապրենք ամենից լավ, ու բարձրանանք ամենից վեր:


Սա է նպատակը, որին պետք է ուղղել այն էներգիան ու պասիոնարությունը, որը կուտակվել է դարերով կուտակված վրդովմունքի, խենթության ու բնածին արդարության պահանջի արդյունքում:


Այն, ինչ քայքայվել է հազար տարուց ավել, անշուշտ, հնարավոր չի լինի վերականգնել, բարելավել, շտկել ու 21-րդ դարի մարտահրավերներին համահունչ հունի վրա գցել մեկ տարում կամ նույնիսկ մեկ տասնամյակում: Եթե Մովսեսից պահանջվեց 40 տարի, որպեսզի իր «ստրուկներին» կերպարանափոխված դուրս բերի անապատից, ապա անկախ տեխնոլոգիական և տեղեկատվական պրոգրեսից՝ մեզ անհրաժեշտ կլինի առնվազն նույնքան` մեր «ստրուկներին» դուրս բերելու «անապատից»:


Հասարակական վարքագիծը ձևավորելու համար ժամանակը, անշուշտ, ռազմավարական գերակայություն է, և մարտավարական պլանավորումն անհրաժեշտ է նախատեսել՝ ելնելով հենց այդ ռազմավարական գերակայությունից: Մեզ համար ժամանակ շահելու ամենահավանական երաշխիք կարող է հանդիսանալ միայն ազգային պետությունը: Պետություն, որը, թե՛ տնտեսական, թե՛ աշխարհաքաղաքական և թե՛ գաղափարական նկատառումներից ելնելով, դատապարտված է լինել պաշարված ամրոց: Պետք է կերտել պաշտպանիչ օղակներ, ամրոցից դուրս կառուցել մարտահրավերներին համապատասխան պատեր, իսկ ներսում վարել իրավիճակին համահունչ տնտեսական և սոցիալական քաղաքականություն: Ռազմավարական նպատակից է բխում կերտել այնպիսի ենթակառուցվածքային ներուժ, որը թույլ կտա պատերազմել 40 տարի շարունակ՝ գտնվելով շրջափակման մեջ և վարելով բազմահարկ շրջանաձև պաշտպանություն` դիվանագիտական, տնտեսական, սոցիալական, գիտական և այլ հարթություններում:


Պետության կառավարման մոդելը և տնտեսությունը պիտի, առաջին հերթին, կարողանան ապահովել մարտունակ բազմահարկ պաշտպանիչ ենթակառուցվածքներ, երկրորդ հերթին` դրական ժողովրդագրական դինամիկա, երրորդ հերթին` պատշաճ կրթություն իր քաղաքացիների համար, չորրորդ հերթին` վստահելի դաշնակցային հարաբերություններ այն արտաքին սուբյեկտների հետ, որոնց հետ մեր պետությունն ունի շահերի բնական ընդհանրություն: Սրանք են չորս հիմնական մարտավարական գերակայությունները:


Վերոհիշյալ մարտավարական գերակայություններին հասնելու նպատակով օպերատիվ մակարդակում անհրաժեշտ է ձեռնարկել բարեփոխումների լայնածավալ աշխատանք:

Պաշարված ամրոցում յուրաքանչյուր մարդ քաղաքացի լինելուց զատ նաև զինվոր է՝ անկախ սեռից և տարիքից: Յուրաքանչյուր անձ պիտի հստակ իմանա իր տեղն ու անելիքը, թե՛ պասիվ պաշտպանական գործողությունների ընթացքում (աշխատավայրում կամ կրթական հաստատությունում) և թե՛ ակտիվ պաշտպանական գործողությունների ժամանակ (առաջնագծում կամ թիկունքում): Դիվանագիտական կորպուսը, զինված ուժերը, քաղաքացիական հասարակությունը, պետական հաստատությունները և սփյուռքի կենսունակ օղակները պիտի ինստիտուցիոնալ կերպով նախապատրաստվեն հարատև, տասնամյակներ ձգվող մարտական գործողություններին:


Հաշվի առնելով ներկայիս ժողովրդագրական միտումները և գլոբալ միգրացիոն տենդենցները՝ անհրաժեշտ է առանձնահատուկ ուշադրություն դարձնել տեղեկատվական քաղաքականությանը: Դրա հետ մեկտեղ ներդնել ծնելիությունը խրախուսող օրենսդրական, հարկային, կենսաթոշակային և գաղափարախոսական հիմքեր: Միջին վիճակագրական զույգը այսօրվա Հայաստանում չի կարող ունենալ ընդամենը 1.3 երեխա և հուսալ, որ պետությունն իր բնական ռեսուրսներից կփոխհատուցի դրանից բխող կենսաթոշակային ճեղքվածքը: Անհրաժեշտ է նաև սատարել այնպիսի հանրույթների ստեղծմանը, որոնք կամավոր հիմքով պատրաստակամ կլինեն օրինակ ծառայել և զսպել պոստ-մոդերնիզմի քայքայիչ ազդեցությունը իրենց հասարակության վրա: Այս համատեքստում անհրաժեշտ է շեշտել նաև Հայ Առաքելական Եկեղեցու բացառիկ դերը:


Անհրաժեշտ է ներդնել կրթական և առհասարակ դաստիարակչական հիմնական երկու նարատիվներ՝ ձգտել համամարդկային չորս առաքինություններին՝ խոհեմություն, ողջախոհություն, արիություն և արդարություն և քաղաքացիական երեք սկզբունքներին՝ պետություն, պատասխանատվություն, հակազդեցություն: Սկսած մանուկ հասակից քաղաքացիները պետք է դաստիարակվեն, կրթվեն, զարգանան՝ ձգտելով վերոհիշյալ երկու նարատիվներին: Այս նպատակով պետք է շահագործել ոչ միայն բուն ուսումնական հաստատությունները, այլև մշակութային, սպորտային և երիտասարդական միջոցառումների ողջ գործիքակազմը: Գիտական մակարդակով հատուկ շեշտ պետք է դրվի պատմությունը, և մասնավորապես, հայոց պատմությունը օբյեկտիվորեն և համապարփակ լուսաբանելու վրա: Հայոց պատմագիտությունը, իր վերջին 1600 տարվա բոլոր անփառունակ տապալումներով հանդերձ, պետք է հիմք հանդիսանա հայկական քննադատական մտքի զարգացման համար: Պետք է օբյեկտիվ, իրավական և պատմագիտական քննության հիման վրա փակվեն ոչ միայն նախնադարյան մութ էջերը, այլ նաև ՀՀ նորագույն պատմության խնդրահարույց դրվագները, ինչպիսիք են՝ հոկտեմբերի 27-ը, մարտի 1-ը, հուլիսի 17-ը, ապրիլի 23-ը:


Արտաքին քաղաքական դոկտրինի հենասյունը պետք է դառնա հարաբերությունների կարգավորումը և զարգացումը՝ ըստ բնական շահերի համադրելիության: Դիվանագիտական ջանքերը պետք է միտվեն առաջին հերթին այն ուղղություններին, որտեղ կա օբյեկտիվ փոխշահավետ համագործակցության հիմք: Հարկավոր է զերծ մնալ ոչ միայն մեր հանդեպ բացահայտ թշնամական վերաբերմունք դրսևորող սուբյեկտների, այլ նաև նրանց աջակիցների ու հովանավորների հետ հարաբերություններ հաստատելուց: Արտաքին քաղաքականության հիմքում` հստակ չափելի ու շոշափելի պետք է ընկած լինի շահը, այլ ոչ եթերային շինծու արժեհամակարգային հեքիաթները:


Վերոհիշյալ բարեփոխումների իրականացման և ենթակառուցվածքների կերտման նպատակով անհրաժեշտ է կոնսոլիդացնել և պաշտպանել ողջ ազգային ռեսուրսային բազան՝ լինի դա բնական ռեսուրս, ֆինանսական կապիտալ, թե սպառման շուկա: Անհրաժեշտ է ներդնել պրոգրեսիվ հարկային մեխանիզմ՝ ֆիզիկական անձանց համար և ռեգրեսիվ մեխանիզմ իրավաբանական անձանց համար: Հիմնարկների խոշորացումը պետք է խրախուսվի ոչ միայն հարկային արտոնություններով, այլ նաև պրոտեկցիայով՝ թե՛ ներմուծման դեմ և թե՛ արտահանման համար: Ներմուծումը փոխարինելով տեղական արտադրանքով՝ անհրաժեշտ է նաև զսպել սպառողականությունը, խրախուսել խնայողությունները և կապիտալ ներդրումները: Ուսման վարձը պետք է ծախսերից կնունքի ու ծնունդի քեֆի ծախսից, ինքնազարգացմանն ուղղված ներդրումները պետք է գերադասվեն նոր հեռախոսի կամ հագուստի ծախսերից: Անհրաժեշտ է վերականգնել շքեղության հարկումը, առնվազն մինչև աղքատության մակարդակը չիջնի 10%-ի: Պետությունը պետք է վերահսկի ոչ միայն սեփական թերարժեքության բարդույթները շքեղությամբ քողարկող անձանց քայքայիչ ազդեցությունը, այլ նաև վնասակար սովորությունների շահագործումը: Ալկոհոլի, ծխախոտի ու շահումով խաղերի շուկաներում գոյացած շահույթը պետք է լիարժեքորեն վերահսկվի պետության կողմից:


Այս և բազմաթիվ այլ բարեփոխումներ հնարավոր կլինի իրականացնել միայն ամուր հիմքերի վրա կառուցված պետականություն ունենալու դեպքում: Անհրաժեշտ է բացառել օտարերկրյա գործակալների ազդեցությունն իշխանության բոլոր չորս ճյուղերի վրա: Պետք է բացառել նաև մարդու իրավունքների կեղծ դիսկուրսի առաջխաղացումը, ինչպես նաև կոլեկտիվ բարեկեցությունից և այդ բարեկեցության հիմնական երաշխիք հանդիսացող պետությունից անհատին ավելի վեր դասելը: Մարդկանց չեն համահարթեցնելու` պնդելով, թե նրանք հավասար են: Հավասար կարող են լինել միայն կենդանիները, որոնք հավասար լինելուց զատ նաև չունեն ազգություն, կրոն, ընտանիք, անցյալ ու... ապագա:


Պետությունը պետք է դադարի ընկալվել որպես ծնող կամ հայրենիք, այլ պետք է ընկալվի որպես զավակ: Իր բոլոր քաղաքացիների զավակ, ում լքելը անբարոյականություն է, ում կերակրելը բոլորի պարտքն է, ում հաջողությունները բոլորիս ամենամեծ պարգևն են: Այս պետությունում իշխանությանն է պատկանելու ոչ միայն բռնություն կիրառելու մենաշնորհը, այլ նաև դրա կիրառման սպառնալիքի մենաշնորհը: Այս պետությունում որոշում կայացնելու մեխանիզմը չի փոփոխվելու անկախ նրանից, թե քանի հոգի է դա պահանջում փողոցներում, սոցցանցերում և այլուր: Սա լինելու է արժանի մարդկանց պետություն, և պետությունը մարդկանց փոխհատուցելու է ըստ արժանիքների՝ սկսած ձայնի իրավունքից, վերջացրած թոշակով և հուղարկավորման վայրով: Այս պետությունում անբարոյականության համար սահմանված պատիժը լինելու է արդար, ծանր և անխուսափելի: Արդարադատության դեմ ցանկացած ոտնձգություն` լինի դա ֆիզիկական, տեղեկատվական թե քաղաքական, համարվելու է ոտնձգություն պետության դեմ:


Սա է կուռ և ունիտար հասարակություն և պետություն ստեղծելու, մեր կորսված 21-րդ դարը վերականգնելու ճանապարհը: Գերտերությունների ճանապարհին ընկած այս քարը նրանք չպիտի կարողանան անտեսել: Մեզ հետ պիտի հաշվի նստեն ոչ նրա համար, որ մենք հնազանդորեն կատարում ենք հրահանգները, այլ որովհետև չենք կատարում ու մարսում ենք...


АДЕКВАД Манифест

Я уверен, что наше государство станет сильным и благосостоятельным. 21-й век, без сомнений, будет за нами. Так звучит одно из наиболее знаменитых высказываний Вазгена Саргсяна. Следом за этими словами Армения вошла в 21-й век и в течение двадцати лет была вынуждена последовательно отражать перманентные и всеобъемлющие атаки по всем линиям обороны своей государственности. Продержавшись двадцать лет, Армения пала. Ее снова захватили те, кого в свое время отстранил от власти именно Вазген Саргсян. Вазген Саргсян был творческим человеком, и, как все творческие личности, очень эмоциональным. В своем знаменитом высказывании он подчеркнул: «Мы чувственный народ, и не всегда быть чувственным - плохо. Очень часто чувственность может быть полезной». Он на интуитивном уровне чувствовал, что Армения имеет все предпосылки для того, чтобы заполучить 21-й век. Однако, как это часто случается с творческими людьми, он не рассчитал свои шаги. В независимости от того, чем был вдохновлен Саргсян в своем высказывании, в его утверждении было рациональное зерно. Армения являлась новым государством, которое, находясь на одном из важнейших геополитических «перекрестков» мира, имела самую боеспособную армию и самое

однородное, а, следовательно, и сплочённое общество в регионе. Ни один нефтепровод, ни одна железная дорога, ни какая-либо иная инфраструктура не могли быть проложены в регионе без учета интересов Армении. При условии оптимальной эксплуатации этих факторов сильные мира сего были бы вынуждены с нами считаться. Закон сохранения массы и энергии является основным не только в физике, но и в экономике, и, соответственно, в политике. Когда век становится чьим-то, в то же мгновение он перестает быть чьим-то еще. Невозможно построить «свой век», можно только отобрать его у того, кому он принадлежал до тебя. 29- ого октября 1998 года в Анкаре была подписан декларация о строительстве нефтепровода Баку- Тбилиси-Джейхан, ровно через год был убит Вазген Саргсян.

При покровительстве и личном присутствии министра энергетики США Била Ричардсона декларацию в Анкаре подписали президенты Турции, Азербайджана, Грузии, Узбекистана и Казахстана. Уже через год, спустя три недели после смерти Вазгена Саргсяна в стамбульском офисе ОБСЕ было подписано межгосударственное соглашение о строительстве нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан. Соглашение не состоялось бы, если бы Армения смогла сохранить Шаумянский район или хотя бы не потеряла Вазгена. Еще с 1993 года Европа планировала, а в 1999 году уже приступила к решению вопросов своей

энергетической безопасности за счёт, сначала прикаспийских, а потом и среднеазиатских энергоносителей. США начали процесс отделения Средней Азии от России, а региональные игроки решали свои локальные вопросы. Вместо Армении 21- й век перешел к Азербайджану, где, в отличие от Армении, нашелся человек, который пришел к власти, на крови своего народа и благополучно обвинил в этом армян.

Конец «нашего века» стал весьма закономерным, и соответственно должен стать и поучительным. Мы обязаны исследовать, проанализировать и сделать выводы из важнейших глав новейшей истории Армении, иначе будем обречены и далее прославлять только моральные победы. Вазген Саргсян может и не был гением военно-стратегического планирования, но не мог не осознавать, с кем имеет дело. Это очередная глава нашей истории, когда безумец проявляет мужество, настойчивость и умирает, обретая лишь моральную победу и становясь символом непоколебимого духа, пренебрегая важностью непоколебимости мысли... Моральные победы и физические поражения последних 1600 лет из-за недостатка непоколебимой мысли укоренили в нас то, что в экзистенциальной философии зовется «ressentiment» (в переводе «обида», «возмущение», «злопамятство», «горечь»). «Ressentiment» возникает, когда человек перекладывает свою фрустрацию, ответственность за

собственные неудачи на другого. Поражения и, как их следствие, чувство второстепенности и неполноценности укоренили систему ценностей и морали, которые должны были способствовать борьбе с источником фрустрации или, как минимум, помочь не замечать его. Эта система ценностей использовалась в дальнейшем, чтобы образно унизить субъекта, ставшего причиной неполноценности. Не сумев унизить на практике, мы прибегали к более философским методам унижения. В частности, объективно одержавшие победу персы, римляне, турки, арабы, татары подменивались в общественном сознании и превращались в субъективно побежденных, чтобы скрыть собственную вину за поражения. Эго создавало псевдо-врага, чтобы скрыть собственные недостатки. Когда не удавалось определить такого врага среди чужих, врагом назначали своих: Армянскую апостольскую церковь, князей, карабахцев, а с недавнего времени РПА и состоятельных армян в целом. Грубо говоря, это является формулой глубинного «обижнечиства». Существует распространённое мнение, что армяне не переносят любое проявление власти. В основном, будучи верным, это высказывание, тем не менее, неполноценно. На самом деле в армянах глубоко укоренено чувство ненависти к силе. Поскольку мы не смогли быть сильными, мы стали ненавидеть сильных и силу в целом, а тем самым и правду, и добро. Этот феномен объёмно представлен в работе «К генеалогии морали» Фридриха Ницше. Вследствие

«ressintiment»-а, или как я уже определил, «обижничества», формируются две морали – победителя и побежденного, или как описывает Ницше, мораль господ и мораль рабов. Система ценностей победителя строится на осознании хороших или плохих последствий, тогда как мораль раба основана на осознании добра и зла. Причем если для победителя добро - это благородство и доблесть (мужественность), то для раба - зло все то, что для победителя добро. Раб оправдывает собственную низость, нечестность, лень и другие недостатки необходимостью перечить сильному. В той же парадигме отвергается принцип наказания как основной движущей силы морали. Если для человека с идеологией победителя наказание является основным средством разграничить добро от зла, методом восстановления справедливости, то у раба под наказанием подразумевается гнёт и произвол сил зла. Для раба добро – это отсутствие гнёта и безнаказанность, а карательные меры в любом случае являются злом. В связи с этим т.н. восстания рабов как правило сопровождаются хаосом и анархией именно из-за отсутствия осознания необходимости карательных мер. Сущностью рабской морали Ницше считал утилитарность, иными словами – практичность, а как следствие развитие пессимизма и цинизма. Вот где кроется секрет нашего чувства юмора… В этом выражается моральная инверсия, которая глубоко укоренила «обижничество» в армянском обществе. В Армении сильный духом человек

становится объектом зависти, соответственно, и объектом ненависти. Сильный духом характеризуется в лучшем случае как высокомерный, честный как бессовестный, сдержанный как сноб, образованный как продажный. Именно подобная инверсия ценностей неизбежно подводит к «восстанию рабов» посредством манипуляций и развращения сильных. Интересно и то, что Ницше утверждал, что рабская мораль стремится не превзойти сильных, а обратить их в таких же рабов. Мы не хотим, чтобы сильными были все, мы хотим, чтобы сильных не было вовсе… Между тем, азербайджанцам повезло в том, что они никогда не имели ни государства, ни истории, не были современниками ни Вавилона, ни Византии. Им никто не рассказывал про то как они были угнетены тёмными силами захватчиков. Они не были испорчены искаженной самооценкой, и соответственно, не страдали массовым комплексом неполноценности. Надо было вспахивать поля - вспахивали, надо было пасти овец - пасли, надо было рожать 12 детей - рожали. Жили в хлеву, безо всякой фрустрации. Это за последние 20 лет корнем всех проблем стали «коварные хайи» («коварный хай» - это среднестатистический армянин в интерпретации современной азербайджанской пропаганды). У немцев, в отличие от азербайджанцев, была и история, и империя, но при всех взлетах и падениях Германия всегда восстанавливалась, поскольку имела Гегеля, Ницше, Вебера и Шелера, чьи труды

содержали столько света, что просвещали даже самого невежественного и гордого немца. Эти гении не позволяли лечить общественную фрустрацию лжеценностями, постоянно провоцируя общество на новые свершения, ставя новые планки. Планки, преодоление которых исцеляло душевные раны. Причем по сути ничего нового эти философы не говорили, все сказанное ими, по большому счету основывалось на идеях Гомера, Платона, Ветхого завета, Цицерона и других. Эти идеи, в свою очередь, всегда основывались на четырех общечеловеческих добродетелях: мудрость, сдержанность, мужество и справедливость.

К сожалению, мы, армяне, в большинстве своём пренебрегли светом как всемирных просветителей, так и наших, местных «Нарекаци». Ситуация усугублялась тем, что единственным источником нашего света являлась церковь со своими иудейскими догмами, которые изначально были основаны на «раболепии». В Римской империи христиане были «рабами», находящимися в состоянии «Ressentiment»-а, которые вполне закономерно восстали и не менее закономерно разрушили империю. Мы вошли в 21-й век с установкой, что во всем виноваты периодически правящие и соответственно «гнетущие» нас персы, турки, русские, свои армянские «нахлебники», но никогда мы сами, никогда виновным не был наш внутренний раб, наш «обижник». И, чтобы наказать «виновных», мы сотворили кумиров, лжемессий, обеспечивавшие нам моральные псевдо-победы,

которые мы, в свою очередь, благополучно мифологизировали путем инверсии ценностей. Зло становилось добром, а добро - злом. В высказывании Вазгена содержалась наша тысячелетняя история во всём своём «блеске» и «нищете»: наша генетическая память, наши мечты, наш взбалмошный характер, наш злосчастный авантюризм, наше презрительное отношение к естествознанию и к законам Божьим. 21-й век пока ещё не стал нашим именно из-за вышеупомянутого «ressentiment»-а и его непреодоленных последствий. Истина в силе, в мужестве. Истина и сила тождественны, они синонимы. Это буквально филологические реалии: у римлян - virtue, у греков - ἀρετή, у нас, армян - առաքինի (праведный). Быть правым и быть сильным в любой цивилизации означает одно и то же, и на протяжении тысячелетий имеет всего четыре составляющие: мудрость, сдержанность, мужество и справедливость. Мы, к сожалению, не прислушались ни к Гомеру, ни к Ницше, ни к нашему Нарекаци.

Прислушавшись, мы бы не допустили, чтобы Вазген и его хунта, да, именно хунта, пали в глазах народа и стали восприниматься как зло. Не допустили бы, чтобы общественность возненавидела истину-силу Вазгена. Не допустили бы, чтобы кому-либо на ум пришла фраза «хватит пить нашу кровь», не говоря уже о произнесении ее в слух при упоминании Вазгена (а точнее во время его расстрела). Не допустили бы,

чтобы смерть Вазгена праздновали, а годы спустя вспоминали это событие с ложной, наигранной эмпатией. Даже самому красноречивому человеку не удалось бы убедить нас в том, что в период войны, блокады и дефицита электричество заземляли, или что приватизация и роспуск колхозов — это верное решение. Нас бы не смогли убедить в том, что у Кочаряна состояние в 4 миллиарда, а Сашик присваивал половину всего остального. Не смогли бы убедить, что пролившие кровь патриоты своей страны готовы сдать земли, а раболепные «обижники» готовы отстоять эти земли ценой своей жизни. Мы бы не допустили, чтобы Манвела превратили в «вора тушенок», а рядового лжеца в очередного мессию, в независимости от того, сколько денег извне поступит на счета тех, кто по долгу службы занят провокацией внутренних склок в нашей осажденной крепости. Все было закономерно. Мы потерпели поражение, потому что именно так и должно было случиться. Мы не были правыми, мы не были сильными. Ненавидя ПРАВ-ящие нами чужеродные силы, мы начали ненавидеть силу как таковую и в роковой час избавились от сильных среди своих же, поскольку не потерпели их существования. Чтобы победить, мы должны были быть добродетельнее. Чтобы победить, мы должны были быть намного мудрее, сдержаннее, мужественнее и справедливее по отношению к себе. Наши невежды и разнузданные истерики не смогли бы найти поддержку в обществе, а наши пацифисты должны были бы бояться ярлыка «пацифиста»

намного больше, чем смерти на поле боя. Чтобы победить, наши дезертиры должны были приговариваться к смертной казни. С малых лет все должны были бы знать, что такое «наказание» и что оно неизбежности. Побеждают с щитом или на щите, а не любовью. Любят как правило после победы, причём «любят» именно того, кто проиграл. Истина всегда была одна от Гомера до Сартра, от Ахилла до Вазгена.

Примечательно, что мы всегда подчёркивали важность справедливости, несмотря на то, что очень часто под справедливостью подразумевали месть. Именно справедливость была важнейшей культурной, я бы даже сказал, цивилизационной ценностью на протяжении всей нашей истории. То есть, как минимум одна и наиболее важная из вышеупомянутых четырех добродетелей всегда жила в нашем сердце. К сожалению, вместо того, чтоб быть справедливым и честными по отношению к себе, мы пытались требовать справедливости от внешнего мира - материального и духовного.

Айк и его род считали несправедливыми Бела и Вавилон, поэтому ушли на Север. Потомки Айка считали несправедливыми персов и Рим, поэтому оставили Великую Армению на их усмотрение. Позже потомки Айка посчитали несправедливым и того бога, который подсказал своему сыну, что свою собственную жену можно преподнести в качестве своей сестры, во имя собственной безопасности и

материального блага, и как следствие в глубине души не приняли и этого бога, и его сына. Наши прадеды посчитали несправедливыми османов и оставили Карс и Ван. Наши отцы посчитали несправедливой Москву и бросили на произвол фабрики, предприятия, колхозы и научно-исследовательские институты. Оставшись наедине с собой на этом осажденном островке земли, мы посчитали несправедливым не только «главу хунты» Вазгена, но и элитиста - Левона, воина - Роберта, шахматиста - Сержа. Очень скоро та же участь постигнет и «народного» Никола... Однако окрестив их всех несправедливыми, мы не предали их правосудию и не наказали, мы вместо этого отомстили им, и отомстили «по-обижнически», вместо справедливого наказания победителя мы им просто навредили. Навредили вместо наказания. Разница между справедливостью и местью состоит в разнице между наказанием и вредительством. С одной стороны, это грустная история об упрямстве и его последствиях, с другой стороны, это история о невероятной, непостижимой, мифически незыблемой воле и вере. В конце концов, после второй стопки в каждом армянине пробуждается «дашнак», который кричит на весь мир «смерть или свобода», повторяя девиз Патриарха Айка и его потомков, который звучит уже 5000 лет. Это непоколебимое стремление к справедливости является не только основной и основополагающей особенностью нашего вида, но и той внутренней

силой, которая в состоянии вывести нас из бесконечного круговорота моральных побед. Этот круговорот должен быть преодолен хотя бы потому, что нечего больше «оставлять», нет того Севера, подавшись к которому мы сможем избежать вездесущих когтей тоталитарного либерализма. Моральные победы больше не возможны, нет альтернативы бою и победе в нем. 21-й век может стать нашим только если мы примем бой. В первую очередь бой против самих себя, против нашего внутреннего «раба», против «обижника», поменявшего местами добро и зло. Бой во имя восстановления идей настоящей нравственности, бой во имя правды, добра, силы. Силы, которая олицетворяет собой волю, а не мышцы и армию. Волю быть мудрым, сдержанным и мужественным. Армия, экономика и благосостояние – это лишь следствие воли.

Причем учитывая размер оставшегося клочка нашего естественного ареала обитания, учитывая наши природные ресурсы и мировой технологический прогресс, мы обречены быть не просто мудрыми, сдержанными, мужественными и справедливыми, а самыми мудрыми, самыми сдержанными, самыми мужественными и самыми справедливыми. Ровно как хищники обречены быть элитой пищевой цепочки, мы также обречены быть в элите человеческого вида. Иначе приспособимся, ассимилируемся и исчезнем.

Мы обречены на смерть, если не будем стремиться быть лучшими. На восьмимиллиардной планете наши три миллиона либо будут лучшими, либо вымрут. Нет приспосабливающегося меньшинства, приспосабливающийся ассимилируется с большинством, становится среднестатистической посредственностью. Мы должны стать ближе к божьему свету, познать законы природы, просвещаться, совершенствоваться, стать лучше всех, жить лучше всех, подняться выше всего. Вот та цель, к воплощению которой надо направить энергию и пассионарность, на протяжение веков копившуюся в результате негодования, безумства и врожденной жажды к справедливости. Конечно, то, что было разрушено на протяжении тысячелетия, невозможно будет восстановить, улучшить, исправить и направить в правильное русло в соответствии с вызовами 21-го века за год или за десятилетие. Если Моисею потребовалось 40 лет, чтобы вывести своих преобразованных «рабов» из пустыни, то нам, вне зависимости от технологического и информационного прогресса, понадобится столько же, чтоб вывести своих «рабов» из «пустыни». Для формирования необходимой архитектуры общественного поведения, время, безусловно, является стратегическим приоритетом, исходя из которого необходимо планировать тактику. Единственно приемлемым вариантом обеспечить наличие этих сорока лет может стать построение

национального государства. Государство, которое исходя из экономической, геополитической и идеологической конъюнктуры будет осажденной крепостью. Необходимо созидать оборонительные ряды. Вне крепости построить «стены», соответствующие вызовам, а внутри вести политику, созвучную экономической и социальной обстановке. Исходя из стратегической цели, следует построить такой инфраструктурный потенциал, который предоставит возможность вести военные действия на протяжении сорока лет, находясь в блокаде и держа многоуровневую круговую оборону в дипломатической, экономической, социальной, научной и иных сферах. Модель управления государством и экономика, в первую очередь, должны быть способны обеспечить боеспособную многоуровневою оборонительную инфраструктуру, во вторую очередь положительную демографическую динамику, в третью очередь соответствующее образование для своих граждан, в четвертую очередь надёжные союзнические отношения с теми внешними субъектами, чьи интересы сходятся с нашими. Вышеописанные пункты являются четырьмя тактическими приоритетами. Для достижения вышеупомянутых тактических приоритетов на оперативном уровне необходимо предпринять широкомасштабные реформы. В осажденной крепости каждый человек, будучи гражданином, является также солдатом, вне зависимости от пола и возраста. Каждый должен знать

свое место как во время пассивных оборонительных действий (на рабочем месте, либо в учебном заведении), так и во время активных (на передовой, либо в тылу). Дипломатический корпус, вооруженные силы, гражданское общество, государственные учреждения и жизнеспособные круги диаспоры должны институционально готовиться к боевым действиям длительностью в десятилетия. Учитывая современные демографические реалии и глобальные миграционные тенденции, необходимо уделить особое внимание информационной политике. Вместе с тем, необходимо внедрить законодательные, налоговые, пенсионные и идеологические основы для поощрения рождаемости. Не может среднестатистическая пара в сегодняшней Армении иметь всего 1.3 ребенка и надеяться, что государство из своих природных ресурсов компенсирует пенсионный разрыв. Необходимо также поддержать создание таких сообществ, которые на добровольных началах будут готовы служить примером сдерживания разлагающего влияния постмодернизма на общество. В этом контексте необходимо отметить особую роль Армянской апостольской церкви. Необходимо внедрить два образовательных и воспитательных нарратива: стремиться к четырем общечеловеческим благодетелям: мудрость, сдержанность, мужество и справедливость, и к трем гражданским принципам - государство, ответственность, противодействие. С малых лет

граждане должны воспитываться, просвещаться и развиваться, исходя из вышеупомянутых тезисов. С этой целью надо эксплуатировать не только сами учебные заведения, но и весь инструментарий культурных, спортивных и молодежных мероприятий. На научном уровне особое внимание должно быть уделено объективному и всеобъемлющему освещению истории в широком смысле и истории армянского народа, в частности. Армянская историография, со всеми бесславными взлетами и падениями за последние 1600 лет, должна стать основой развития армянской критической мысли. На базе правового и историографического исследования должны быть освещены не только темные страницы Средневековья, но и такие проблематичные эпизоды новейшей истории Армении как 27-ое октября, 1-ое марта, 17-ое июля, 23-е апреля. Основой внешнеполитической доктрины должно стать улучшение и развитие отношений по принципу общности интересов. Дипломатические усилия должны быть направлены в первую очередь на создание основ для объективно взаимовыгодных отношений. Необходимо воздержаться от установления связей не только с субъектами, имеющими ярко выраженное враждебное отношение к нам, но и с их пособниками и покровителями. В основе внешней политики должен лежать прагматичный расчёт, а не надуманные тезисы про общую систему ценностей и т.п.

Для проведения вышеупомянутых реформ и создания инфраструктуры необходимо консолидировать и защитить всю национальную ресурсную базу, будь то природные ресурсы, финансовый капитал или рынок сбыта. Необходимо внедрить прогрессивный налог для физических лиц и регрессивный механизм для юридических лиц. Укрупнению учреждений должна будет способствовать не только льготная налоговая система, но и протекция, как для импорта, так и для экспорта. Импортозамещение местным производством будет совмещено с ограничением безудержного потребительства, с поощрением сбережений и капиталовложений. Расходы на обучение должны быть предпочтительнее расходов на увеселительные мероприятия, расходы на саморазвитие должны быть предпочтительнее трат на телефоны и одежду. Необходимо восстановить налог на роскошь как минимум до снижения отметки бедности до 10 процентов. Государство должно контролировать не только тлетворное воздействие тех, кто роскошью прикрывает свои комплексы неполноценности, но и эксплуатацию вредных привычек. Прибыль с продажи алкоголя, табачных изделий и лотерей должна полностью контролироваться государством. Эти и многочисленные другие реформы будет возможно претворить в жизнь лишь при наличии государственности с крепкими устоями. Необходимо исключить какое-либо воздействие иностранных агентов на все четыре ветви власти. Надо также исключить поддержку ложных дискурсов относительно

прав человека и возвышение индвидуума над коллективным благосостоянием и государством. Людей не будут принудительно уравнивать, настаивая на их равенстве. Равными могут быть только животные, которые не имеют национальности, религии, семьи, прошлого... и будущего. Мы должны перестать воспринимать государство как родителя или как отечество, оно должно восприниматься как дитя. Дитя каждого из своих граждан, дитя, которое нельзя оставить на произвол судьбы, накормить которого - обязанность каждого, дитя чьи успехи есть самая большая из всех возможных наград для нас всех. В этом государстве власти будет принадлежать не только монополия на применение силы, но и на угрозу ее применения. В этом государстве механизм принятия решения не подлежит изменению, вне зависимости от того, сколько людей потребуют этого на улицах, в социальных сетях или на иных несанкционированных и неконституционных площадках. Это будет государство заслуживающих своё признание граждан, и государство, в свою очередь, воздаст своим гражданам по заслугам: от права голоса до пенсии и места для погребения. В этом государстве наказание за аморальность будет справедливым, тяжелым и неизбежным. Любое посягательство на правосудие, будь оно физическим, информационным или политическим, будет рассматриваться как посягательство на государство как единственного гаранта безопасности народа.

Вот путь к созданию единого и унитарного общества и государства, путь к восстановлению нашего потерянного 21-ого века. Сверхдержавы более не смогут игнорировать этот камень преткновения на своем пути. С нами должны считаться не потому, что мы смиренно выполняем инструкции, а потому, что можем себе позволить их не выполнять...